ТОП 10 лучших статей российской прессы за
July 24, 2025

В мастерской у художника и на трехкилометровом кроссе в сапогах с автоматом

— В какой компании и обстановке планируете встречать 65-летие, Вячеслав Аркадьевич?

— Для меня это проходящий момент в жизни. Наверняка родные, близкие и друзья захотят сделать какой-то сюрприз, но сам ничего особенного не планирую. Пусть будет что-то неожиданное. Я-то знаю, что иногда импровизация дает больше положительных эмоций и куража, чем любые заготовки. Как в хоккее!

— Вы и как центрфорвард, и как тренер импровизацию всегда обожали.

— Конечно, это же творческий процесс! А данное человеку свойство творить — большое счастье. Наблюдал за тем, как художники пишут картины, скульпторы ваяют. В Швейцарии недалеко от меня жил очень известный художник и скульптор Жан Тангеле. Мне доводилось бывать у него в мастерской, мы много разговаривали, он даже сделал афишу для хоккейного ЧМ-90 в Берне и Фрибуре. Чувствовал, что внутренне обогащаюсь от каждого такого разговора, узнаю истинную цену творчеству. Хоккей — такое же творчество.

— Вы хотите сказать, что такие вроде бы посторонние для хоккея вещи помогали вам и как игроку, и как тренеру?

— Безусловно. Понятно, что для успешной работы ты должен обладать глубокими знаниями — в физиологии, тактике и многом другом. Но нельзя на этом зацикливаться. Чтобы смотреть на мир и в том числе собственную работу шире, у тебя должен быть не только узкоспортивный круг общения. И тут я счастливый человек: мне в жизни всегда встречались интеллигентные, умные, эрудированные люди. Взять хотя бы профессора Игоря Захаркина. С одной стороны, мой опыт игрока, с другой — его знания помогли нам создать симбиоз, который много добился. Жалко, что никто со стороны не видел наши с ним мозговые штурмы. Это так интересно, когда вы задаетесь вопросом, глубоко копаете, спорите и находите на него ответ!

— В 2009 году вы рассказывали мне, какую пользу вам принесла после окончания карьеры хоккеиста работа в международном кадровом агентстве Adecco, которое базируется в Швейцарии.

— Огромную! Став лицом этой компании, я познакомился со многими людьми, в том числе работавшими в серьезном бизнесе, и посмотрел на многие вещи другими глазами. Это меня очень сильно развило и научило для будущей работы главным тренером.

— Чему именно?

— В Adecco я проходил многоступенчатое тестирование, целью которого было определить, способен ли ты быть руководителем, а если да, то какой стиль управления будет для тебя органичен. И это, и опыт общения с людьми, с которыми прежде мне сталкиваться не приходилось, помог мне лучше понять себя, осознать, как строить взаимоотношения, как сочетать доверие и требовательность, как найти правильные именно для меня рычаги управления коллективом.

Теперь понимаю, что мне и намного более ранняя учеба в сельскохозяйственном институте Челябинска, где была военная кафедра — почему я туда и поступил, — кое-что дала. Пусть и продолжалась она один год, пока великий тренер Виктор Васильевич Тихонов, царствие ему небесное, не пригласил меня в легендарный клуб, и я перевелся оттуда в военный институт физкультуры в Ленинграде. До того стремился и играть в хоккей, и учиться, хотел получить профессию инженера-электрика — поэтому, кстати, с электричеством у меня сейчас дома все в порядке, ха-ха. Но тот первый год в институте был еще не специальным, а общеобразовательным, и он тоже дал мне знания, необходимые любому человеку. А дальше, после перевода в ЦСКА, уже полностью сосредоточился на хоккее.

— А что дает хоккеисту и человеку тест Купера в полном обмундировании, который вы проходили в том самом Ленинградском военном инфизкульте? Ваш партнер по ЦСКА Михаил Васильев в красках о том экзамене рассказывал. Даже фото, говорил, оттуда сохранилось.

— Как такое не помнить? Преодоление дает закалку, которая потом в хоккее тоже лишней не будет! Представьте: три тысячи метров в сапогах с автоматом при полной экипировке. И плавание — тоже с автоматом на спине. Это посложнее. Хорошо еще, у нас прапорщик был знакомый и дал мне свои сапоги — не кирзовые, а чуть помягче и поудобнее. А на кроссе пришел вторым — после бегуна, который меня обогнал на считаные метры.

— Вы и у Виктора Тихонова, как я читал, кроссы всегда возглавляли.

— Ну это разные вещи, конечно, — просто бежать и в сапогах с автоматом. Но с бегом у меня проблем никогда не было, любил я это дело. Привычка была еще с детства. Когда утром надо в школу идти, а у нас в Челябинске она где-то в трех километрах от дома, часто бежать приходилось. Любил поспать, потому что вечером или в футбол во дворе поиграешь, или телевизор посмотришь — а вставать рано. «Мам, ну еще пять минут!» А потом: «Слава, без пяти восемь, у тебя школа!» Моментально одевался и не бежал, а летел до школы. И успевал.

— Мечтали тогда выиграть Олимпиаду или чемпионат мира — или даже в мыслях подобного не было?

— Когда ты маленький, мечтать можно о чем угодно, хоть о космосе — но это же не значит, что ты станешь космонавтом. Для этого делать что-то надо. Идешь в хоккей, начинаешь заниматься — а там уже мыслишь шаг за шагом. Тебе пятнадцать — и стремишься однажды попасть в молодежную команду. Потом — в челябинский «Металлург», команду второй лиги. Тебя берут на две тренировки, присмотреться. Ты выдаешь максимум — и взяли! Потом ставят в первое звено, как сейчас помню, к Белокопытову и Молчанову, серьезным по тем меркам игрокам. Выходи, доказывай.

Получилось неплохо (50 шайб в 60 матчах. — Прим. И.Р.). В конце сезона бац — Геннадий Цыгуров вытаскивает на три последних матча в «Трактор», первую команду Челябинска. В высшую лигу, в 19 лет. Кто об этом может мечтать?! И в этих трех матчах я снова играю в первой тройке и забиваю два гола. Вот так все постепенно и дошло до ЦСКА, сборной, чемпионатов мира, Олимпиад. Мне всегда везло на партнеров.

— И на умение воспользоваться шансом — чуть ли не главным качеством для спортсмена. А видите какой-то алгоритм, что должен делать человек, чтобы стать серьезным тренером?

— Нет. Если взять наших великих тренеров — Тихонова, Тарасова, Чернышева, Кулагина и других, — у каждого была своя судьба, все по-своему пришли в профессию. Никакой статус большого спортсмена не обеспечит тебе успеха в роли тренера.

Для меня тренерское ремесло — это в первую очередь умение общаться с людьми. Одновременно и передавать им свой опыт, и учиться у них. Мне это сразу понравилось в силу того, что я с детских лет был в центре общения. У нас всегда была компания, и я был одним из инициаторов, чтобы все время что-то делать — убрать с катка снег, залить его, покататься. Моя мама всегда мне говорила: «Славка, у тебя иголки в одном месте». Так что все шло из детства.

Мой отец был портным хорошего уровня. Его клиенты приходили домой с мотком ткани, он вечером снимал с них мерки своими лекалами, потом всю ночь работал, а наутро приходили люди и забирали готовую одежду, которая идеально на них сидела. Я смотрел на это и пропитывался этим чувством важности труда, чувством ответственности, желанием помогать им... partager (изредка Быков прибегал к французским словам, но тут же находил им аналог на русском. — Прим. И.Р.), то есть делиться тем, что умеешь. Это шло от семьи, и тренерская профессия тоже стала для меня способом делиться знаниями и опытом.

— Ваш папа застал много ваших успехов?

— Да. Он еще был жив, когда мы выиграли в Квебеке в 2008-м. А по его стезе пошла моя сестра. Мама всю жизнь работала в детском саду, яслях. И моя дочь пошла в этом же направлении. Все в жизни как-то взаимосвязано.

— Мама жива?

— Да. Она и сестренка — в Челябинске. И я, хоть и живу в Швейцарии, не теряю связи с родным городом и никогда не забываю, где моя родина.

По чьей-то прихоти идти в какой-то клуб без Захаркина было бы предательством

— Ваш друг и единомышленник Захаркин сейчас пришел работать в СКА. Как считаете, он сработается с Игорем Ларионовым? Как вам это содружество двух Игорей, двух профессоров?

— Думаю, у них получится. Должно получиться. Оба — очень эрудированные люди, знающие в хоккее многое, но с разных сторон. Ларионов — профессор в хоккее, для которого нет секретов и который покорил все вершины. Сейчас — новая, наставничество в большом клубе. А у Захаркина настоящее профессорское звание. Им есть чем друг с другом поделиться. Надеюсь, это будет хороший тандем, который станет получать удовольствие от того, что делает. Это ведь главное — удовольствие от работы.

— Вы в 2015 году ушли из СКА и, как оказалось, вообще из тренерской профессии победителем, выиграв Кубок Гагарина. Неужели перестали это удовольствие получать?

— Уходить лучше победителем. Но тогда дело было не в том. Я ушел по семейным обстоятельствам. Для меня семья всегда была главным в судьбе. И в тот момент мое непосредственное участие в жизни родных было необходимо. Как бы я ни любил, ни фанател от хоккея, причем до сих пор, семейные узы для меня намного важнее. Меня всячески пытались уговорить остаться в Санкт-Петербурге. Но мне посчастливилось всегда встречать умных, чутких и воспитанных руководителей. Они все поняли.

— Вам не раз предлагали возглавить клубы КХЛ, но при одном условии — без Захаркина. Почему, по-вашему, к нему так относятся?

— Боятся! Не знаю почему, откуда эти страх и ревность. Эти люди, возможно, руководствуются каким-то обманчивым внешним впечатлением и не знают Игоря близко. А я знаю, каков он на самом деле. Если бы я согласился работать без него, то предал бы человека, моего друга и классного специалиста. Зачем? Ради чего? Постановка вопроса, что мне надо идти в команду на подобных условиях, уже сама по себе неправильна и даже оскорбительна, в ней отсутствует уважение. Ищите тогда кого-то другого!

Мне с Захаркиным комфортно, мы знаем, как нужно работать, чтобы добиться результата. Мы не эгоисты, не раз передавали свой опыт на тренерских курсах. Мы готовы делиться нашим опытом и методами. А Игорь им, может, не нравится, потому что очки носит. Никогда не был готов по чьей-то прихоти, в угоду кому-то, кого я не знаю и с кем не проходил огонь и воду, как с ним, разбивать наш тандем и желание работать друг с другом. Мне лучше вообще не работать, чем тренировать на таких условиях.

— Несколько лет назад мы разговаривали с Ильей Ковальчуком, и я сказал — как жаль, что Быков давно не тренирует. Кови поддержал тему: «Я ему, поздравляя с днем рождения, то же самое сказал. Но он счастлив, воспитывает внуков, общается с сыном, живет тихой и скромной жизнью. Я всегда поддержу его выбор, учитывая, сколько он для меня сделал». Скажите честно: иногда хочется тренерского адреналинчика?

— Был бы нечестным, если бы сказал, что нет. А как может быть иначе, если ты впервые вышел на лед в два года?

— В два?!

— Да. У меня дядьки играли в хоккей, как-то взяли меня посмотреть — и тоже захотелось. Это было в Челябинске, на открытом катке. Вот с тех пор в эту игру и влюбился, и эта любовь до сих пор живет во мне. Так что большое спасибо Илье за теплые слова, но пока действительно семья у меня на первом плане.

При этом далеко от хоккея я никогда не отходил. Всегда старался быть в курсе эволюции игры. Никогда не забуду, как с первых же тренерских курсов после окончания карьеры игрока меня заворожила тренерская профессия, сколько желания у меня возникло и передать накопленный опыт, и в то же время чему-то новому научиться. И это все тоже во мне, никуда не делось.

— Возможно ли ваше возвращение в сборную, если ее однажды допустят до международных турниров, а может, приход в какой-то клуб КХЛ?

— Думаю, это маловероятно. Сейчас достаточно много интересных тренеров среднего поколения, которые уже имеют хорошие наработки. Дверь мы не закрывали, но реальность видим такой. Ничего страшного, все вполне логично. Жизнь продолжается, кто-то уходит, кто-то приходит. Как говорится, свято место пусто не бывает. Мы только радуемся хорошим результатам наших ребят, в том числе тех, с которыми сами работали в их бытность игроками. Переживаем за них и иногда с ними общаемся.

— Еще одну цитату услышал от одного из них, Алексея Кудашова. Он играл у многих известных тренеров, и я на Олимпиаде в Пекине попросил его одним-двумя ключевыми словами охарактеризовать каждого. О вас он сказал: «Если есть душа в хоккее, то это — Быков. И творчество. Всем хоккеистам всегда очень хотелось с ним работать, потому что он позволял людям раскрыться и творить».

— Всегда приятно слышать подобные отзывы, тем более от таких людей, как Кудашов и Ковальчук. Работать с ними и со многими другими было для меня великим счастьем. Потому что эти ребята — феноменальные люди, они впитывают все, преданы хоккею, ищут предел своих возможностей и стремятся за него выйти. Сначала в спорте, затем — после него. Они всегда голодные, они — перфекционисты. Потому и добились большого признания у людей.

Матч-штраф и дисквалификацию Ковальчука в Квебеке использовали команде во благо

— Ковальчук добился самого главного признания при вашем непосредственном участии. Мне всегда было интересно, какую кнопку вы нашли у него в душе, потому что далеко не всем тренерам это удавалось. Да и в Квебеке ситуация была непростой — ноль голов до финала, дисквалификация за матч-штраф на полуфинал.

— На него вылили столько грязи! Ваши коллеги, к сожалению. Скажу больше: на меня шло такое давление, что он не должен играть в финале... Вплоть до высоких чиновников. Это был такой абсурд! Но мне было без разницы. Потому что мои игроки — это моя семья, и я знаю их лучше, чем все эти функционеры (тут голос у Быкова немного дрогнул. — Прим. И.Р.). Просто прихватывает иногда, когда вспоминаешь.

— Вячеслав Аркадьевич, вы плачете?!

— Комок к горлу подходит. Я их всегда считал семьей. И сейчас считаю. Потому что нас объединяет очень многое. И это очень важно, когда ты веришь человеку и знаешь, что он не подведет. Я же был первым тренером, который отменил сборы. Некоторые опытные коллеги в связи с этим смотрели на меня не очень хорошо. Но мы доказали, что это возможно. Важно доверять людям. Они это оценят.

— У вас тогда действительно не было никаких сомнений в Ковальчуке? Где-то очень глубоко?

— Нет, нет. Понимаете, посторонние люди иногда слышат чьи-то слова и берут их на веру, иногда формируют свое мнение из ничего не значащих вещей. А я-то с ними жил, общался каждый день. Знал семейные проблемы и что угодно. Для тренера очень важно быть в курсе дел каждого игрока. Чтобы ты правильно оценивал ситуацию, понимал, почему все складывается так, а не иначе. И делал так, чтобы в самый важный момент игрок мог выдать все на-гора.

Они должны чувствовать мою поддержку и защиту! И тогда я сказал, что никому не позволю обижать моих ребят и лезть в наши взаимоотношения. Все начали говорить, что я развожу в команде панибратство. Помню эти слова. А это — не панибратство, это спортивное братство, сочетание уважения к игрокам и требовательности! Мы делали все, чтобы хоккеисты честно и профессионально делали свое дело на льду, а мы с Игорем (Захаркиным) так же руководили командой.

— Вы оправдывали Ковальчука тем, что ему тогда не должны были выписать матч-штраф и, соответственно, дисквалификацию, поскольку он не скидывал перчатки. А значит, наказание несправедливое.

— Именно так — несправедливое. Но мы с Захаркиным очень серьезно относились к психологическому состоянию каждого игрока и сборной в целом, и этот случай с Ильей использовали во благо. Объяснили команде, как надо воспринимать его удаление. Ковальчук бился за своего партнера, капитана — Алексея Морозова, которого соперник грубо атаковал! Да, мы крупно вели в счете, но он показал, что каждый должен вставать за партнеров, и это единение должно происходить постоянно. То есть то, что кто-то другой мог бы обернуть против Ильи, мы преподнесли за него. Потому что знали, какое значение в игре имеет эмоциональная составляющая.

— Что происходило в раздевалке во втором перерыве финала при 2:4? Правда ли, что говорил в основном опытнейший Федоров?

— Сначала — да. Сергей говорил, и не могу сказать, что это происходило на очень уж высоких тонах. Ведь и он, и другие ребята из НХЛ проходили через такое и прекрасно понимали, как надо действовать. В такие моменты, как, впрочем, и всегда, нужно уметь уважать ребят. Я осознанно дал им возможность выговориться, выпустить пар. Нам нужно было немного времени, чтобы дать быстрый, очень короткий и четкий план действий в атаке, средней зоне, обороне. После этого мы снова собрались и по нашей традиции друг друга зарядили.

Когда я сам был игроком, мы в ЦСКА и сборной тоже собирались и говорили, пока Тихонов не входил в раздевалку. Могли и покричать друг на друга, и сказать нелицеприятные слова, но и подбодрить тоже. Поэтому ничего нового я не изобрел. И то счастье, которое мы все вместе подарили тогда нашим болельщикам, навсегда останется со мной.

— У вас в день финала Квебека было какое-то внутреннее чувство, что именно Ковальчуку суждено стать его главным героем?

— Если скажу «да», то буду первым лжецом, ха-ха! Но в том, что он должен играть и быть на площадке в ответственные моменты, не сомневался. Мы верили в него до конца, и этими двумя голами он поставил в угол своих «доброжелателей» и показал, что мы были правы.

— Евгений Кузнецов сказал мне, что вырос на этом золотом голе, он стал самой большой мотивацией для него.

— Понимаю слова Жени, потому что в эмоциональном плане это было сильно. Как мы, смотревшие в свое время по телевизору на Михайлова, Петрова и Харламова, мечтали стать такими, как они, так же и мальчишки, видевшие гол Ковальчука и ту победу в Квебеке, захотели превратиться в таких же героев. Такие примеры очень важны.

— Не расстраиваетесь, глядя в последние годы на карьеру вашего земляка Кузнецова?

— Не хочу думать, почему это происходит. Просто желаю, чтобы он нашел внутреннее равновесие и получил удовольствие от последних лет в хоккее. А если эта радость у него снова появится, то на сто процентов уверен, что болельщики это увидят и оценят. Где бы это ни произошло.

— А автора золотого гола Берна-2009 Александра Радулова поздравили с недавней победой в Кубке Гагарина в составе ярославского «Локомотива»?

— Конечно, отправил ему поздравления. Это тоже величайший игрок и личность. Очень желал бы, чтобы он нашел себя в хоккее после игровой карьеры, будь то как тренер или руководитель. Потому что его харизма, желание побеждать — это пламя, которым он зажигал всех вокруг. Только вроде расстались, крутишь головой — а он снова здесь. И это пламя не должно погаснуть для хоккея, даже когда он повесит коньки на гвоздь!

Игорю Никитину повезло с этим уникумом поработать. Для тренера это тоже образовательный момент — дать возможность раскрыться такому игроку, быть с ним на одной волне. Для меня это было то же самое. Быть рядом с такими людьми — счастье.

Ни секунды не жалел, что не поехал в НХЛ. Потому что, если уже счастлив, снова искать счастье неправильно

— Ваша судьба кинематографична. Сначала вы не уехали в «Квебек» играть в НХЛ, хотя эта команда вас задрафтовала, — а 18 лет спустя туда вернулись, чтобы сборная России под вашим руководством выиграла чемпионат мира. Вас же и из Швейцарии в «Нордикс» три года пытались перевезти?

— Да, я встречался с людьми, которые руководили клубом. Мы очень тепло поговорили, объяснил им свою позицию. Они жалели, но отнеслись с пониманием и уважением. И мне понравилась их реакция. То, что они оставили за другим человеком право на свое мнение.

— А в чем эта позиция все-таки заключалась? Что остановило? Разве не было интересно попробовать себя на таком уровне — тем более всей тройкой?

— Да, «Квебек» задрафтовал и Андрея Хомутова, и Валеру Каменского, и меня. В какой-то момент мы хотели поехать втроем. Трудно даже сказать, что произошло потом. Наша первая пятерка вернулась после первого сезона, мы ее расспрашивали и видели, что им пришлось несладко. В их рассказах не просматривалось какого-то счастья от НХЛ.

А в то же время нас звали на такой контракт, который позволял спокойно, ничем не рискуя, отправить нас в фарм-клуб. И мы думали о том, что если тебе дают действительно серьезные деньги, то вниз уже не сошлют, потому что на тебя изрядно потрачено, и надо это отрабатывать. И в любом случае будут давать много возможностей себя показать. Мы не были уверены в том, как к нам в Канаде отнесутся.

Приезд швейцарцев расставил все точки над i. Тем более что мы играли в Швейцарии чемпионат мира, с ЦСКА приезжали туда на матчи с местными клубами — и видели, что там европейский хоккей, больше приближенный по стилю к нашему. Пусть там и было много канадцев.

— Чем швейцарцы вас взяли?

— Они так в нас вцепились! Президент клуба Жан Мартине стал моим крестным.

— Ого!

— Да, мы и сами покрестились, и детей наших в местной православной церкви крестили. А Мартине просто покорил нас своей энергией, энтузиазмом. Он обволакивал нас своим желанием, чтобы мы приехали! И добился своего.

— Даже контракт дал больше, чем «Квебек»?

— Ну нет, конечно. Но наши друзья помогли составить контракт так, чтобы при хорошем результате и большом количестве голов и передач нам платили хорошие бонусы. Мотивационная составляющая была серьезной, и это, считаю, правильно. Если хочешь заработать больше, играй хорошо, забивай и отдавай много! Что в этом неправильного?

— Ни разу потом не кольнуло: жалко, мол, что в НХЛ даже не попробовали?

— Честно говорю — нет! Потому что я был счастлив здесь. И сейчас тоже. А искать другое счастье, если счастлив уже — на мой взгляд, неправильная философия. Вдыхая запах сочной зеленой травы, искать, где она еще зеленее — не моя жизненная позиция. Наши дети устроили здесь свою жизнь, растут внуки, наша жизнь культурна, нас уважают. Мы ценим то место, где живем, и при этом остаемся преданными своей стране. Все в порядке! Нисколько не жалею о том, что сделал этот выбор. Наоборот, судьба подарила мне этот шанс, и я его использовал.

Я был какой-то песчинкой в карьере Овечкина

— Вы работали на одной Олимпиаде и нескольких чемпионатах мира с новым рекордсменом планеты по голам в НХЛ — Александром Овечкиным. В чем его секрет, так сказать, «на ощупь»?

— Во-первых, он очень любит эту игру. Во-вторых, он физически очень мощный хоккеист, и к нему важно подставлять подходящих ему ребят, чтобы добиваться результата, правильно использовать все его качества. С Сергеем Федоровым и Александром Семиным, позже с Виктором Козловым и тем же Семиным они творили уникальные вещи. И Овечкин, как я однажды его назвал, действительно был как атомная электростанция. Это голеадор от Бога, у него какой-то удивительный природный инстинкт — чувствовать, какому вратарю в какой момент куда надо бросать. Когда спортивный Бог человека поцеловал, это невозможно разложить на технические составляющие. Это как Майкл Джордан в баскетболе.

И здорово, что эти ребята отвечают спортивному Богу взаимностью, очень много и профессионально работают над собой. Без этого не стать большим спортсменом. Это можно сделать, только уважительно подходя к себе, окружению, форме, режиму, болельщикам, команде. К тому делу, которому ты посвятил жизнь.

— По фотографиям из турецкого отпуска было видно, что Александр Великий себе ни в чем не отказывал. Да и известно, что летом он себя особо не мучает. Но потом берется за дело, даже в почтенном возрасте быстро набирает форму и начинает всех рвать. Это уникальная генетика?

— В какой-то мере да. С такой мамой, двукратной олимпийской чемпионкой! Но сказывается и опыт. Александр прекрасно понимает, когда можно себя чуть-чуть отпустить, потому что мы не можем себе представить, какое на игрока, тем более на такую звезду, за сезон обрушивается и психологическое, и физическое давление. Поэтому нужно давать и телу, и мозгам, и эмоциям отдохнуть. А то, что он профессионал высшей марки, позволяет ему знать, как себя готовить. Тут не может быть никаких вопросов.

— После рекорда поздравили его?

— Отправил сообщение — надеюсь, по правильному телефону, поскольку у многих ребят есть обыкновение менять номера. Было бы неправильно, если бы я промолчал. Овечкин — это гордость нашего хоккея. Я был какой-то песчинкой в его карьере, которая имела возможность с ним каким-то образом общаться и работать. А он и такие, как он, двигают вперед весь мировой спорт. И недаром Александр встречался с президентом США, вхож в серьезные политические структуры как у нас, так и у них. Это показатель масштаба его личности. Не удивлюсь, если в какой-то момент он станет международным послом, который приближает страны друг к другу. И это будет еще одним доказательством того, что спорт в его высших проявлениях — великий объединяющий фактор для наций.

— На ЧМ-2007 в Москве у вас с Овечкиным ведь не все было в порядке. Он оказался в четвертом звене, и его мама после поражения в полуфинале говорила: «Выигрывает команда, проигрывает тренер». Тем не менее год спустя в Квебеке все уже было совершенно иначе. То есть вы извлекли уроки?

— Конечно. При этом не хочу сказать, что в Москве был не прав. На тот момент я сделал так, как считал нужным. Таким образом прочитал ту ситуацию, хотя некоторые специалисты могут говорить, что ошибся. Да, мы совершаем ошибки, а кто их не делает?

— Но вам как тренеру легко с ним было общаться после чемпионата? Не был ли он обижен? Уже мировая звезда — и тут четвертое звено в сборной на турнире, где он с вами работал впервые.

— Конечно, это была непростая ситуация и для Саши, и для меня. Я донес до него определенный посыл, а дальше уже от него зависело, воспринять его или нет. Причем он в Москве свою работу делал очень профессионально. Работал на тренировках, играл с полной выкладкой, старался принести максимум пользы команде. А какие-то обиды наверняка были, и я могу их понять. Но он с честью прошел этот момент, и мы оба в такой ситуации остались людьми. И были вознаграждены за это следующим чемпионатом мира.

— Он не культивировал эти обиды внутри себя, не развивал их, что случается со многими большими спортсменами, которым что-то не нравится.

— И слава Богу! Впереди его ждала большая карьера, нужно было покорять другие вершины. Может, этот момент стал для него одним из стимулов, заставил доказать и мне, и всем, что я был не прав, поставив его в четвертое звено. В любом случае он показал себя профессионалом до мозга костей. Каждый год ставить для себя какие-то труднодостижимые цели и добиваться их, двигать наш спорт вперед, подавать пример тысячам молодых ребят — это грандиозно.

— Вы часто встречались после окончания своей работы со сборной?

— Нет, у каждого своя жизнь. И я не тот человек, который старается дергать людей, навязываться в друзья, светиться в чьих-то лучах славы. Понимаю, что у каждого есть личная жизнь и ее нужно уважать.

— Но при встрече обниметесь?

— Я — с удовольствием. А за Сашу говорить не имею права.

— В Москве-2007 это было еще и стечение обстоятельств, связанное с тем, что вы планировали Овечкина использовать в звене с Александром Семиным, но тот вовремя не явился на сбор, и вы его отчислили.

— И это в итоге тоже сработало в плюс, если вспомнить Квебек и два гола Сашки в финале! Просто нас приучили, что есть дисциплина и отношение к делу, и оно у всех должно быть правильным. Я им сразу сказал, что привилегированных быть не может. Если тебе дано, и ты мастер, на которого ходят и которому платят больше, то с тебя и спрос выше. Потом мы общались, я объяснил свою позицию, и мы прекрасно поняли друг друга.

— Личное общение всегда помогает разрешить проблемы.

— А зачем прятаться и не давать человеку высказаться, изложить свое мнение? Поэтому для нас с Игорем первостепенным был правильный контакт с командой. Не то, что я — руководитель, а ты — подчиненный, делай что сказали и молчи в тряпочку. Мы все время предпочитали диалог и понимание, для чего он тут все делает.

— Когда перед Квебеком вы приехали в Вашингтон встретиться со всей тройкой Овечкин — Федоров — Семин, до того вы с момента отчисления последнего с московского чемпионата мира ни разу не виделись?

— Нет. Это была первая встреча. И Сергей Федоров тогда вышел к нам не сразу. Все было не так просто, но в конечном итоге мы друг друга поняли, и игра этого звена стала на том чемпионате мира очень важной. Могли мы с Захаркиным обидеться, когда Федоров к нам не выходил? Могли. Но обиды не приведут ни к чему хорошему. Мы пришли в сборную не для обид, а для налаживания контакта с людьми, которые нам нужны. И для поиска правильных решений.

— Вас, кстати, удивило, что Федоров стал необычным, успешным и загадочным тренером? Который, кажется, не сильно хочет тренировать, но, когда начинает это делать, в первые же два своих сезона в этой роли выигрывает два Кубка Гагарина.

— Сергей — очень семейный человек, очень привязанный к близким. Для него это первостепенно, как и для меня. При этом он очень талантливый человек, и талантлив во многих областях. Посмотрите: Федоров как руководитель ведет себя очень культурно, ни на кого не кричит, при этом у него есть такая спокойная, но оттого не меньшая требовательность и к себе, и к игрокам, и к персоналу. Потому что он тоже прошел грандиозную и великолепную школу — от советского хоккея до НХЛ. Ребят с таким опытом можно по пальцам сосчитать. И это вылилось в его тренерские победы.

Рад наблюдать за тренерскими успехами других игроков, которые у меня выступали, — Алексея Кудашова, Виктора Козлова. В 2009-м Козлов, отлично сыграв в Кубке Стэнли, решил вернуться на родину и перешел ко мне в «Салават Юлаев». Это был его первый приезд в Уфу, с которой он в роли капитана выиграл на второй сезон Кубок Гагарина, а теперь он там же — главный тренер и дошел до полуфинала. Классная получилась история!

— А как вы на той встрече в Вашингтоне до Федорова достучались, если он был настолько закрыт, что даже не хотел к вам с Захаркиным выходить?

— Просто рассказал, ради чего мы пришли в сборную — не только для побед, но и для создания другой атмосферы в команде. Изложил свою жизненную позицию и философию. Поэтому мы и полетели в Вашингтон, Атланту, Нью-Йорк — глаза в глаза поговорить с ребятами, объяснить, как хотим выстраивать отношения и чего ждем от них.

Матч с Канадой в Ванкувере — моя личная трагедия

— Не считаете, что перед Ванкувером такой же поездки не хватило?

— Возможно. Но не могу говорить об этом с уверенностью. Может, и нужно было полететь. С другой стороны, мы же с ними уже давно работали, вместе выиграли два чемпионата мира, и они нас знали. Не как облупленных, но хорошо. Поэтому мы и сочли, что будет достаточно отправлять им схемы, по которым мы хотим, чтобы команда играла, и общаться с ними дистанционно. Не уверен, что если бы мы полетели туда, то победили

— Но вы понимаете, откуда взялись те 3:7 в четвертьфинале с Канадой?

— Смотрю на это чисто психологически. Даже, может быть, психоэмоционально. Вы знаете, что такое для Канады хоккей. Спорт номер один.

— Более того, религия.

— Согласен. Так вот, представьте, на домашней Олимпиаде и в такой атмосфере вы только что проиграли в группе американцам, до того лишь по буллитам обыграли Швейцарию. И вот идете играть в плей-офф с Россией, исторически самым принципиальным соперником. Если вы проиграете, то станете для своей страны даже не знаю кем. Какими-то исчадиями ада.

И вот в этом залог их победы и содержался. Потому что для них проигрыш — именно России, именно после поражения от Штатов — стал бы кошмаром. Для каждого из них это было бы национальное горе, которое могло бы срикошетить на их дальнейшие карьеры. Вот они и вытащили из себя все.

Многие коллеги со мной не соглашались, говорили, мол, надо было сыграть по-другому, делать иные наложения звеньев и так далее. Но еще тренеры предыдущего поколения нас учили: без горящих глаз не может быть ничего, даже если вы прекрасно знаете, как играть.

— А почему у нашей команды их не было?

— Значит, я не нашел правильных слов. Потому что не хочу сбрасывать это на ребят, это было бы неправильно.

— Вы тогда и на пресс-конференции сказали: «Кидайте все камни в меня».

— И до сих пор так говорю. А главное — думаю. Просто считаю, что психоэмоциональная составляющая у канадцев в тот конкретный момент была выше, чем наша.

— Где-то, может, две победы подряд над «Кленовыми листьями» в финалах чемпионатов мира в Квебеке и Берне злую шутку сыграли, немножко самоуспокоили?

— Возможно, в какой-то степени и это могло повлиять. Но моей персональной профессиональной задачей было психологически, тактически и технически подготовить команду для того, чтобы в этом матче выйти и обыграть соперника. Мы должны были все это предвидеть и сделать все возможное, чтобы в начале матча не позволить этому смерчу нас закрутить. То, что это не удалось, — моя личная трагедия.

— Это самый тяжелый момент за всю вашу тренерскую, а может, и всю хоккейную карьеру?

— Скорее всего, да.

— Канадцам удалось нейтрализовать звено Овечкин — Малкин — Семин, хотя в предыдущем матче с чехами оно сыграло прекрасно. В Сочи-2014 Зинэтула Билялетдинов объединил Ови и Джино на весь турнир, но это снова не сработало так, как, например, сочетание Гретцки и Лемье в финальной серии Кубка Канады-87. У вас есть понимание почему?

— Мы можем это только предполагать и уходить в сослагательное наклонение. Я точно не сторонник критиковать Зинэтулу Хайдяровича. Он поступил, как считал нужным, и имел для этого все основания. Почему в самый нужный момент не объединить в одно звено лучших игроков, сильнейшего края и сильнейшего центра? Поставьте себя на его место.

— Может, видя, что у них не идет, все же стоило перебросить Овечкина к Павлу Дацюку, а Малкина — к Илье Ковальчуку?

— Не сторонник рассуждать на эту тему и перекладывать всю ответственность на тренера. Самим игрокам такого уровня стоило поговорить друг с другом, почему не получается, что нужно поправить. Делали ли они это — могут сказать только сами Овечкин с Малкиным.

Насколько важно это общение, знаю по себе. Мы с Андреем Хомутовым разговаривали постоянно. Если к нам ставили какого-то нового партнера, то обязательно собирались — и на льду, и вне льда. Рассуждали, объясняли, как бы хотели, он спрашивал, как лучше для нас, а мы — как для него. Это был коллективный творческий поиск наилучшего пути обыграть соперника. Какие-то жизненные мелочи на фоне этого уходили даже не на второй, а на третий план.

А Билялетдинов ставил Овечкина с Малкиным вместе, думаю, именно в надежде, что два великих игрока обязательно найдут общий язык на площадке. Гретцки же с Лемье творили, и еще как! Но я же не знаю, какая в Сочи была атмосфера внутри и извне. Иногда настроение достаточно испортить каким-то неосторожным словом или жестом. Нужно вариться в этом котле, да даже и так сложно залезть человеку в голову. Мы с Игорем всегда старались изучить каждого человека, с которым работаем, изнутри. Хотя и не всегда получалось...